Автор: Коробка со специями
Ангст, R, Комье, Кэнью, Оригинальный Транспорто-Персонаж
Тридцатое августа застает Кэнью в какой-то грязной подворотне, в испачканной кровью одежде, с разбитыми костяшками пальцев и затухающей злобой.
Кэнью сидит на аккуратной куче трупов, щурится, озирается по сторонам. Где-то тут валяется пачка сигарет, которая выпала у него из кармана, но в такой темноте вряд ли он ее найдет.
читать дальшеЕму невыносимо хочется курить, с того самого момента, как он понял, что потерял сигареты.
Он нервозно щелкает зажигалкой, кремень искрит, но бензин закончился.
Вообще, в такую жару курить не очень приятно. Чувствуешь, как с каждой затяжкой твои силы уходят, а воля истончается.
Когда закончится лето, курить будет значительно приятнее.
Да, когда закончится лето...
Кстати, нафаршировать крысиной отравой его сигареты. Отличная идея.
Глухие стены с обеих сторон, что-то хлюпает под ногой, Кэнью думает, не мешало бы переодеться.
Когда закончится лето, он будет носить белое хои, вот так-то.
Луна появляется в просвете стен, и это чертовски символично.
Луна круглая, она не белая и не золотая, а какая-то невнятно-блондинистая... не к ночи он будь помянут.
- Дай сигарету, - негромко говорит Кэнью.
- И что на этот раз? - Комье бесшумно появляется из-за угла.
- Вывалилась пачка из кармана, - разводит руками Кэнью. - Ну где я ее в такой темноте искать буду...
- Переоделся бы ты... - вздыхает Комье. - Я как знал...
И швыряет в него пакетом с одеждой.
Не обманывайтесь его кажущимся добродушием.
Его кажущейся рассеянностью.
Только последний идиот сочтет Комье Санзо везучим идиотом.
Он везучий мудак, этот Комье Санзо.
Он видит в темноте получше любого екая.
Он умеет ходить бесшумнее тени и видит то, что чего не видят другие.
Кэнью тянет грязную майку вверх, смотрит прямо на темный силуэт, загораживающий бледную луну, потом он кидает майку назад, за плечо и расстегивает ремень джинсов.
- С тебя пачка сигарет, - говорит он. - За просмотр. И два мешка денег.
Ему невыносимо хочется, чтобы темная фигура вздрогнула, сделала шаг вперед.
Молния на джинсах со скрипом расстегивается.
- Пачка сигарет, - отвечает Комье. - И еще зажигалка в качестве утешительного приза. Шевелись быстрее, мы отсюда уезжаем. Я подожду в Расецу.
Он уходит.
- Сенсей, ты жадный мудак, - говорит Кэнью ему вслед и снимает с себя грязные джинсы.
В пакете - очередные джинсы, очередная майка.
Ему не помешал бы душ.
И пакетик с крысиной отравой, пикантная бомба в красном мальборо.
Кури в свое удовольствие, сенсей.
Сдохни, сенсей.
Когда он выходит из подворотни, он видит Комье, прислонившегося к бамперу Расецу и пускающего табачный дым в небеса.
В тусклом свете уличного фонаря Комье машет ему рукой - спокойный и расслабленный, задние карманы на джинсах оттопыриваются, в каждом - по сутре.
Нет, он не так прост, этот Комье Санзо, чтобы носить в карманах сигареты и кредитку.
Если он проебет что-нибудь по пьяни, или в драке - то это будет что-то, действительно важное.
Но минуточку.
Комье Санзо умеет пить, не пьянея и решать конфликты в зародыше.
Он старше самого Будды, ему почти сорок, если Кэнью доживет до этих чертовых сорока, он наверняка будет выглядеть гораздо более представительно.
Почтительный и благодарный ученик, он будет жечь погребальные благовония в каждую годовщину смерти Комье.
Он будет жечь погребальные благовония и радоваться, как дитя.
- Поехали, - говорит Комье. - за городом есть мотель, остановимся там.
Он упирается рукой в бампер Расецу, и Кэнью кажется, что она прогибается под его ладонью, ласково и неразборчиво мурлычет ему что-то мотором.
Он такой популярный парень, этот чертов Комье.
Его любит даже бездушная техника.
- Расецу, детка, сейчас поедем, - Комье проводит ладонью по двери.
Возможно, он склонен думать, что Расецу, их красный спортивный феррари, это что-то живое.
Идиот.
Кэнью садится в машину, раздраженно хлопает дверью и закуривает.
- Мир полон простых истин, - говорит Комье.
Все истины Комье - простые, и от всех тошнит.
Кто-то собрал его волосы в хвост, кто-то нацепил на его лицо прозрачные очки.
Кто-то разгладил его лицо и растянул его в губы в равнодушной улыбке.
Кто-то, сдох бы это кто-то, повесил на зеркало брелок с фигуркой светловолосого мальчика-монашка.
Когда Расецу трогается с места, брелок перекручивается.
Поворачивается к Кэнью фиолетовыми точечками глаз.
- Когда ты слаб, тебя убивают. Когда ты становишься сильнее, ты убиваешь. Когда ты становишься сильным, ты можешь выбирать, убьешь ты или нет, - говорит Комье.
- Я безнадежен, - отвечает Кэнью. - Или ты - бестолковый учитель. Скорее второе, потому что я гений.
Комье закуривает сигарету, бросает пачку в лоток между сидениями.
- Когда закончится лето, ты станешь Санзо Хоши, - уверенно говорит Комье. - Сил моих больше нет терпеть твои загоны.
Он выжимает сто пятьдесят, Расецу летит по темной дороге, Кэнью кажется, она кричит от счастья.
Возможно, ей нравится скорость.
Комье ее так редко балует, а она все равно его любит.
- Опусти крышу, - говорит Кэнью. - Я хочу чувствовать скорость. Мне душно. Этот август меня доконает.
- Обязательно доконает, - говорит Комье. - Сейчас, докурю и опущу, ладно? Открой пока окно.
Фигурка монашка, висящая на зеркале, подпрыгивает, закручивается на металлической цепочке.
Ветер из открытого окна треплет желтые ниточки-волосы.
Пытается сорвать белые одежды послушника.
Глупая маленькая куколка, у тебя еще все впереди.
- Добрый вечер, - говорит Комье. - Один двухместный.
Парень за стойкой едва заметно морщится, берет кредитку брезгливо, двумя пальцами.
Это все потому, что Кэнью цепляется руками за рубашку Комье и прижимается к его спине щекой.
Комье разворачивается, ловит его в тот момент, когда Кэнью начинает сползать на пол.
- Какого... - терминал булькает, у парня изумленно округляются глаза.
- Это... - неуверенно спрашивает он. - Ваша... кредитка?
- Помоги мне, - оборачивается к нему Комье. - Там, у входа, сумка. Какой этаж?
- Второй, - отвечает парень и бросается за сумкой.
- Я не ее имел в виду... Мне нужен лед, - говорит Комье. - Немедленно.
Портье останавливается, разжимает пальцы, вцепившиеся в ручку сумки, послушно кивает.
- Мне нужен лед... - тихо повторяет Комье, тело Кэнью такое горячее, такое безвольное, его тяжесть ощущается как нечто, злонамеренно нарушающее правила их игры. - Как это двусмысленно...
Кэнью приходит в себя от холода, он лежит в ванне со льдом, он бы не удивился, если бы обнаружил, что у него под шумок вырезали левую почку.
- Твою мать, - говорит Кэнью и поднимается, опираясь на борта ванной.
Его бьет дрожь, он почти не помнит, что значит "подыхаю от жары".
Он чувствует каждую свою мышцу, болезненно сокращающуюся в попытке выделить тепло.
- Эй, чертов Комье! - сдавленно кричит Кэнью. - Где моя сутра?! Я умираю, как хочу курить!
Комье появляется как ангел милосердия, с нагретым халатом и двумя махровыми полотенцами.
У него во рту сигарета, он удивленно дергает бровью.
- Надо же, - говорит он. - Живой и даже крыша не съехала.
Рукава у него на рубашке закатаны по локоть, Кэнью думает, возможно, он беспокоился о своем подопечном.
Готовился выуживать его из импровизированной проруби.
И заранее позаботился о том, чтобы не намочить рубашку.
Если только сумку занесли в номер, проблема будет решена.
Крысиный яд, концентрированная серная кислота, заряженный пистолет, сильное снотворное и десяток скальпелей.
Когда Кэнью открывает дверь ванной, горячий влажный воздух бьет его под дых.
Он долго не может отдышаться.
Стоит в коридоре, согнувшись, как старый дед.
Комье стоит напротив него, крутит в руке бокал с пивом.
- Сегодня тридцать первое августа, - говорит Комье. Он наконец-то снял свои дурацкие очки, фактически, сейчас из дурацкого на нем только рубашка и джинсы. - Я тебя поздравляю. Наше время вышло.
- Как, - хрипит Кэнью. - Как вышло...
Как, хочет сказать он.
Я еще не стал Санзо Хоши, ты, ебаное трепло.
Я еще не поимел тебя.
Эта твоя задница, обтянутая джинсами, сначала - сутры, из задних карманов, пусть не будет даже намека на суть происходящего, потом - дернуть за кожаный ремень, потом - зацепить большими пальцами пояс и потянуть вниз.
Бокал с пивом упадет, покатится по полу, холодная - впрочем, в это время года все быстро нагревается - жидкость плеснет на ноги, удар толстого стекла о деревянный пол будет глухим и тихим, его никто не услышит.
Все это иносказательно, слишком, слишком иносказательно, а под насмешливым взглядом Комье Санзо Хоши становится несбыточно-метафоричным.
- Вот, что я мог бы тебе сказать, - улыбается Комье. - Если бы сегодня не было тридцать первое августа. Не будь привязан ни к чему. Живи только для себя. У тебя нет ничего из того, что тебе хотелось бы.
- Тридцать первое августа! - выдыхает Кэнью. - О чем ты бормочешь! У меня есть еще целые сутки!
Комье согласно кивает.
Разворачивается.
- Я закажу тебе кофе, - бросает через плечо Комье. - Хочешь со льдом?
Кэнью не хочет со льдом, он слишком замерз.
Комье уходит.
Полночи Кэнью ворочается на кровати.
Все никак не может согреться.
Горячий августовский воздух встает комом в горле, продирает легкие, сушит слизистую рта.
Дрожь не проходит, прячется куда-то под кожу, выкручивает позвоночник.
На соседней кровати Комье чиркает зажигалкой, подкуривает сигарету.
Поднимает руку вверх и крутит на пальце брелок.
Мальчишка-монашек с желтыми ниточками-волосами медленно оборачивается к Кэнью.
- Ты по нему скучаешь, - говорит Кэнью.
Комье подбрасывает брелок в воздух, и ловит его, прячет его в своей ладони.
- Спи, - говорит Комье.
- Я видел эти твои зарубки на крыле Расецу, - говорит Кэнью. - Ты даже дни считал. И как она тебе только позволила...
- Она? - Комье садится на кровати. Улыбается в темноте, неясно и отстраненно. - О чем ты?
- Ты оживил Расецу, кретин, - отвечает Кэнью. - Она больше, чем автомобиль. Она тебя любит, выгляни в окно, если не веришь - она удрала со стоянки и охраняет тебя.
- Надо же, - говорит Комье.
Самый худший вид циников - это романтики, которые считают себя циниками.
Комье не спешит посмотреть в окно, но он внимательно смотрит на Кэнью.
- Успеешь за сутки? - спрашивает он.
- Конечно, - отзывается Кэнью. - Я тебя поимею, скотина.
- Спокойной ночи, - говорит Комье.
Он оборачивается, так, как будто собирался посмотреть в окно, и замирает на месте.
Достает сигарету.
Щелчок зажигалки, в воздухе начинает пахнуть табаком.
Комье ставит пепельницу на тумбочку и ложится на кровать.
- Ты что, курить бросил? - спрашивает Комье. - Такой правильный мальчик...
- Я тебя люблю, - говорит Кэнью. - Наверное, и правда все бесполезно...
- Спи спокойно, - говорит Комье. - У тебя есть еще сутки.
Расецу снится дорога.
Ей снится ровное дыхание ее мотора и камни, разлетающиеся из-под колес.
Во сне Хозяин гладит ее по крылу, его пальцы скользят по уродливым зарубкам на ее крыле с такой печалью и нежностью, как будто эти зарубки - что-то, для него очень важное.
Расецу тихо вздыхает, ей кажется, Хозяин грустит.
Расецу привычно сворачивается клубком вокруг куколки, висящей на ее зеркале.
Утром все будет хорошо.
Кэнью снится снег. Теплый и ненастоящий, такой, что отчетливо видна каждая снежинка.
Снег падает на Кэнью, одевает его в белые, белые одежды, ласково и равнодушно гладит по щекам.
Кэнью поднимает голову вверх, подставляет лицо падающим снежинкам, он слышит крики ворон, но не видит их силуэты, черные, размытые и неясные на фоне снегопада.
Ему тепло, тепло и сонно, и еще немножечко страшно.
А вдруг он не проснется никогда?
Комье просыпается ранним утром, нащупывает стакан с водой, стоящий на тумбочке, подносит его к губам и останавливается.
Ставит стакан обратно на тумбочку.
Бросает в него сигарету, и потом наблюдает, как прозрачная жидкость, шипя, разъедает бумагу, табак, фильтр.
Все это очень, очень опасно для жизни.
Дети, не стоит повторять это в домашних условиях.
Комье улыбается в темноте.
Мы почти подошли к финалу, и бездна уже так близка.
Утром все будет хорошо.
Ангст, R, Комье, Кэнью, Оригинальный Транспорто-Персонаж
Тридцатое августа застает Кэнью в какой-то грязной подворотне, в испачканной кровью одежде, с разбитыми костяшками пальцев и затухающей злобой.
Кэнью сидит на аккуратной куче трупов, щурится, озирается по сторонам. Где-то тут валяется пачка сигарет, которая выпала у него из кармана, но в такой темноте вряд ли он ее найдет.
читать дальшеЕму невыносимо хочется курить, с того самого момента, как он понял, что потерял сигареты.
Он нервозно щелкает зажигалкой, кремень искрит, но бензин закончился.
Вообще, в такую жару курить не очень приятно. Чувствуешь, как с каждой затяжкой твои силы уходят, а воля истончается.
Когда закончится лето, курить будет значительно приятнее.
Да, когда закончится лето...
Кстати, нафаршировать крысиной отравой его сигареты. Отличная идея.
Глухие стены с обеих сторон, что-то хлюпает под ногой, Кэнью думает, не мешало бы переодеться.
Когда закончится лето, он будет носить белое хои, вот так-то.
Луна появляется в просвете стен, и это чертовски символично.
Луна круглая, она не белая и не золотая, а какая-то невнятно-блондинистая... не к ночи он будь помянут.
- Дай сигарету, - негромко говорит Кэнью.
- И что на этот раз? - Комье бесшумно появляется из-за угла.
- Вывалилась пачка из кармана, - разводит руками Кэнью. - Ну где я ее в такой темноте искать буду...
- Переоделся бы ты... - вздыхает Комье. - Я как знал...
И швыряет в него пакетом с одеждой.
Не обманывайтесь его кажущимся добродушием.
Его кажущейся рассеянностью.
Только последний идиот сочтет Комье Санзо везучим идиотом.
Он везучий мудак, этот Комье Санзо.
Он видит в темноте получше любого екая.
Он умеет ходить бесшумнее тени и видит то, что чего не видят другие.
Кэнью тянет грязную майку вверх, смотрит прямо на темный силуэт, загораживающий бледную луну, потом он кидает майку назад, за плечо и расстегивает ремень джинсов.
- С тебя пачка сигарет, - говорит он. - За просмотр. И два мешка денег.
Ему невыносимо хочется, чтобы темная фигура вздрогнула, сделала шаг вперед.
Молния на джинсах со скрипом расстегивается.
- Пачка сигарет, - отвечает Комье. - И еще зажигалка в качестве утешительного приза. Шевелись быстрее, мы отсюда уезжаем. Я подожду в Расецу.
Он уходит.
- Сенсей, ты жадный мудак, - говорит Кэнью ему вслед и снимает с себя грязные джинсы.
В пакете - очередные джинсы, очередная майка.
Ему не помешал бы душ.
И пакетик с крысиной отравой, пикантная бомба в красном мальборо.
Кури в свое удовольствие, сенсей.
Сдохни, сенсей.
Когда он выходит из подворотни, он видит Комье, прислонившегося к бамперу Расецу и пускающего табачный дым в небеса.
В тусклом свете уличного фонаря Комье машет ему рукой - спокойный и расслабленный, задние карманы на джинсах оттопыриваются, в каждом - по сутре.
Нет, он не так прост, этот Комье Санзо, чтобы носить в карманах сигареты и кредитку.
Если он проебет что-нибудь по пьяни, или в драке - то это будет что-то, действительно важное.
Но минуточку.
Комье Санзо умеет пить, не пьянея и решать конфликты в зародыше.
Он старше самого Будды, ему почти сорок, если Кэнью доживет до этих чертовых сорока, он наверняка будет выглядеть гораздо более представительно.
Почтительный и благодарный ученик, он будет жечь погребальные благовония в каждую годовщину смерти Комье.
Он будет жечь погребальные благовония и радоваться, как дитя.
- Поехали, - говорит Комье. - за городом есть мотель, остановимся там.
Он упирается рукой в бампер Расецу, и Кэнью кажется, что она прогибается под его ладонью, ласково и неразборчиво мурлычет ему что-то мотором.
Он такой популярный парень, этот чертов Комье.
Его любит даже бездушная техника.
- Расецу, детка, сейчас поедем, - Комье проводит ладонью по двери.
Возможно, он склонен думать, что Расецу, их красный спортивный феррари, это что-то живое.
Идиот.
Кэнью садится в машину, раздраженно хлопает дверью и закуривает.
- Мир полон простых истин, - говорит Комье.
Все истины Комье - простые, и от всех тошнит.
Кто-то собрал его волосы в хвост, кто-то нацепил на его лицо прозрачные очки.
Кто-то разгладил его лицо и растянул его в губы в равнодушной улыбке.
Кто-то, сдох бы это кто-то, повесил на зеркало брелок с фигуркой светловолосого мальчика-монашка.
Когда Расецу трогается с места, брелок перекручивается.
Поворачивается к Кэнью фиолетовыми точечками глаз.
- Когда ты слаб, тебя убивают. Когда ты становишься сильнее, ты убиваешь. Когда ты становишься сильным, ты можешь выбирать, убьешь ты или нет, - говорит Комье.
- Я безнадежен, - отвечает Кэнью. - Или ты - бестолковый учитель. Скорее второе, потому что я гений.
Комье закуривает сигарету, бросает пачку в лоток между сидениями.
- Когда закончится лето, ты станешь Санзо Хоши, - уверенно говорит Комье. - Сил моих больше нет терпеть твои загоны.
Он выжимает сто пятьдесят, Расецу летит по темной дороге, Кэнью кажется, она кричит от счастья.
Возможно, ей нравится скорость.
Комье ее так редко балует, а она все равно его любит.
- Опусти крышу, - говорит Кэнью. - Я хочу чувствовать скорость. Мне душно. Этот август меня доконает.
- Обязательно доконает, - говорит Комье. - Сейчас, докурю и опущу, ладно? Открой пока окно.
Фигурка монашка, висящая на зеркале, подпрыгивает, закручивается на металлической цепочке.
Ветер из открытого окна треплет желтые ниточки-волосы.
Пытается сорвать белые одежды послушника.
Глупая маленькая куколка, у тебя еще все впереди.
- Добрый вечер, - говорит Комье. - Один двухместный.
Парень за стойкой едва заметно морщится, берет кредитку брезгливо, двумя пальцами.
Это все потому, что Кэнью цепляется руками за рубашку Комье и прижимается к его спине щекой.
Комье разворачивается, ловит его в тот момент, когда Кэнью начинает сползать на пол.
- Какого... - терминал булькает, у парня изумленно округляются глаза.
- Это... - неуверенно спрашивает он. - Ваша... кредитка?
- Помоги мне, - оборачивается к нему Комье. - Там, у входа, сумка. Какой этаж?
- Второй, - отвечает парень и бросается за сумкой.
- Я не ее имел в виду... Мне нужен лед, - говорит Комье. - Немедленно.
Портье останавливается, разжимает пальцы, вцепившиеся в ручку сумки, послушно кивает.
- Мне нужен лед... - тихо повторяет Комье, тело Кэнью такое горячее, такое безвольное, его тяжесть ощущается как нечто, злонамеренно нарушающее правила их игры. - Как это двусмысленно...
Кэнью приходит в себя от холода, он лежит в ванне со льдом, он бы не удивился, если бы обнаружил, что у него под шумок вырезали левую почку.
- Твою мать, - говорит Кэнью и поднимается, опираясь на борта ванной.
Его бьет дрожь, он почти не помнит, что значит "подыхаю от жары".
Он чувствует каждую свою мышцу, болезненно сокращающуюся в попытке выделить тепло.
- Эй, чертов Комье! - сдавленно кричит Кэнью. - Где моя сутра?! Я умираю, как хочу курить!
Комье появляется как ангел милосердия, с нагретым халатом и двумя махровыми полотенцами.
У него во рту сигарета, он удивленно дергает бровью.
- Надо же, - говорит он. - Живой и даже крыша не съехала.
Рукава у него на рубашке закатаны по локоть, Кэнью думает, возможно, он беспокоился о своем подопечном.
Готовился выуживать его из импровизированной проруби.
И заранее позаботился о том, чтобы не намочить рубашку.
Если только сумку занесли в номер, проблема будет решена.
Крысиный яд, концентрированная серная кислота, заряженный пистолет, сильное снотворное и десяток скальпелей.
Когда Кэнью открывает дверь ванной, горячий влажный воздух бьет его под дых.
Он долго не может отдышаться.
Стоит в коридоре, согнувшись, как старый дед.
Комье стоит напротив него, крутит в руке бокал с пивом.
- Сегодня тридцать первое августа, - говорит Комье. Он наконец-то снял свои дурацкие очки, фактически, сейчас из дурацкого на нем только рубашка и джинсы. - Я тебя поздравляю. Наше время вышло.
- Как, - хрипит Кэнью. - Как вышло...
Как, хочет сказать он.
Я еще не стал Санзо Хоши, ты, ебаное трепло.
Я еще не поимел тебя.
Эта твоя задница, обтянутая джинсами, сначала - сутры, из задних карманов, пусть не будет даже намека на суть происходящего, потом - дернуть за кожаный ремень, потом - зацепить большими пальцами пояс и потянуть вниз.
Бокал с пивом упадет, покатится по полу, холодная - впрочем, в это время года все быстро нагревается - жидкость плеснет на ноги, удар толстого стекла о деревянный пол будет глухим и тихим, его никто не услышит.
Все это иносказательно, слишком, слишком иносказательно, а под насмешливым взглядом Комье Санзо Хоши становится несбыточно-метафоричным.
- Вот, что я мог бы тебе сказать, - улыбается Комье. - Если бы сегодня не было тридцать первое августа. Не будь привязан ни к чему. Живи только для себя. У тебя нет ничего из того, что тебе хотелось бы.
- Тридцать первое августа! - выдыхает Кэнью. - О чем ты бормочешь! У меня есть еще целые сутки!
Комье согласно кивает.
Разворачивается.
- Я закажу тебе кофе, - бросает через плечо Комье. - Хочешь со льдом?
Кэнью не хочет со льдом, он слишком замерз.
Комье уходит.
Полночи Кэнью ворочается на кровати.
Все никак не может согреться.
Горячий августовский воздух встает комом в горле, продирает легкие, сушит слизистую рта.
Дрожь не проходит, прячется куда-то под кожу, выкручивает позвоночник.
На соседней кровати Комье чиркает зажигалкой, подкуривает сигарету.
Поднимает руку вверх и крутит на пальце брелок.
Мальчишка-монашек с желтыми ниточками-волосами медленно оборачивается к Кэнью.
- Ты по нему скучаешь, - говорит Кэнью.
Комье подбрасывает брелок в воздух, и ловит его, прячет его в своей ладони.
- Спи, - говорит Комье.
- Я видел эти твои зарубки на крыле Расецу, - говорит Кэнью. - Ты даже дни считал. И как она тебе только позволила...
- Она? - Комье садится на кровати. Улыбается в темноте, неясно и отстраненно. - О чем ты?
- Ты оживил Расецу, кретин, - отвечает Кэнью. - Она больше, чем автомобиль. Она тебя любит, выгляни в окно, если не веришь - она удрала со стоянки и охраняет тебя.
- Надо же, - говорит Комье.
Самый худший вид циников - это романтики, которые считают себя циниками.
Комье не спешит посмотреть в окно, но он внимательно смотрит на Кэнью.
- Успеешь за сутки? - спрашивает он.
- Конечно, - отзывается Кэнью. - Я тебя поимею, скотина.
- Спокойной ночи, - говорит Комье.
Он оборачивается, так, как будто собирался посмотреть в окно, и замирает на месте.
Достает сигарету.
Щелчок зажигалки, в воздухе начинает пахнуть табаком.
Комье ставит пепельницу на тумбочку и ложится на кровать.
- Ты что, курить бросил? - спрашивает Комье. - Такой правильный мальчик...
- Я тебя люблю, - говорит Кэнью. - Наверное, и правда все бесполезно...
- Спи спокойно, - говорит Комье. - У тебя есть еще сутки.
Расецу снится дорога.
Ей снится ровное дыхание ее мотора и камни, разлетающиеся из-под колес.
Во сне Хозяин гладит ее по крылу, его пальцы скользят по уродливым зарубкам на ее крыле с такой печалью и нежностью, как будто эти зарубки - что-то, для него очень важное.
Расецу тихо вздыхает, ей кажется, Хозяин грустит.
Расецу привычно сворачивается клубком вокруг куколки, висящей на ее зеркале.
Утром все будет хорошо.
Кэнью снится снег. Теплый и ненастоящий, такой, что отчетливо видна каждая снежинка.
Снег падает на Кэнью, одевает его в белые, белые одежды, ласково и равнодушно гладит по щекам.
Кэнью поднимает голову вверх, подставляет лицо падающим снежинкам, он слышит крики ворон, но не видит их силуэты, черные, размытые и неясные на фоне снегопада.
Ему тепло, тепло и сонно, и еще немножечко страшно.
А вдруг он не проснется никогда?
Комье просыпается ранним утром, нащупывает стакан с водой, стоящий на тумбочке, подносит его к губам и останавливается.
Ставит стакан обратно на тумбочку.
Бросает в него сигарету, и потом наблюдает, как прозрачная жидкость, шипя, разъедает бумагу, табак, фильтр.
Все это очень, очень опасно для жизни.
Дети, не стоит повторять это в домашних условиях.
Комье улыбается в темноте.
Мы почти подошли к финалу, и бездна уже так близка.
Утром все будет хорошо.
Какая у тебя все-таки зверская визуалка.
И я как я тебя люблю
я пока это читала, было ощущение, что это не я читаю, а мне кто-то рассказывает такую вот грустную историю, или кто-то показывает мне очень грустный фильм. о безысходности, о любви, не знаю
текст чувствует не как текст, а что-то большее
Утром все будет хорошо.
очень грустно(
ага, спасибо. кто-то когда-то кому-то сказал, что эти двое вместе тусились какое-то время, кто-то передал еще кому-то)
Terra Nova
зверская визуалка.
есть такое дело, но самое забавное то, что я-то не визуал)
летнее настроение как-то не очень получилось)
нои-альбинои
за три часа и четыре куска в аську, по моей уродской привычке, ну ты в курсе)
tightrope [G. S.]
давно хотелось чего-нибудь такого. настроенческого)
Заданная тема - это всегда не ограничение, а повод
рад, что получилось. доставило огромное наслаждение - особенно шикарная, восхитительная и вхарактерная концовка.
ну, я вот тоже так решила)
tightrope [G. S.]
Расецу жалко! эти скоты ее недостойны)
раз эта уродская привычка дает такие шикарные результаты, то долгих ей лет жизни, пусть растет и развивается)
это точно)
Расецу да.. бедное создание - и еще эти зарубки. Т_Т
а вообще, Комё получился такой, что им поневоле восхищаешься, да.
Комё получился такой, что им поневоле восхищаешься, да.
не ставила такой цели, правда...
и это как раз хорошо)